По узкой тропинке, поросшей травой, быстрым шагом шел мужчина. Мощное телосложение, упругость скользящего шага выдавади в нем опытного воина. Одетый в невзрачную, но добротно сшитую одежду он мог бы сойти за обычного наемника, если бы не рукоятки мечей, обтянутые кожей черного дракона, выглядывающие из-за его плеч. Немногие смельчаки могли похвастаться такой обмоткой, большинство желающих сложили не одну буйну головушку в попытке одолеть одного из дивов подлунного мира.
Тропинка неприхотливо вилась, огибая гору у гряда Скал слепой ярости, вокруг уже разливались сумерки, а в воздухе еще висел запах напитанных солнцем трав. Легкий ветерок обдувал лицо воина. Впереди тропинка проходила мимо ущелья в котором обитали могучие велеты - здоровенные каменные туши, без разумности в голове но с яростной ненавистью к людям и полным отсутствием инстинкта самосохранения. Воин уже почти минул это ущелье, как оттуда донесся мучительный крик, наполненный болью и отчаянием. Смачно выругавшись воин бросился в сторону прозвучавшего крика, на ходу вытягивая мечи, покрытые какой-то рунной вязью и матово переливающиеся при свете восходящей луны неведомым металлом.
...По мере бега стены ущелья расступались вдаль, пока не открылась небольшая поляна, поросшая по краям хилыми деревцами и усеянная кучами разнообразных каменных обломков. В центре поляны прижавшись к огромному камню спиной стояла девушка. Посох в ее руке и длинное одеяние цвета весенней листвы выдавало в ней волхвиню. Выставив посох вперед она из последний сил отбивалась от двух наседающих на нее велетов. Груды каменных обломков у ее ног и порванное на левом плече одеяние, пропитанное кровью, усталость в ее позе и легкая дрожь рук выдавали продолжительный бой. все реже и реже с ее губ слетали заклинания и обжигающее пламя летело в сторону каменных исполинов.
...Воин на бегу покрутил по привычке головой и увидел как с противоположной стороны в сторону девушки выходило еще три каменных чудища. Рахздавшийся возглас отчаяния показал ему что и волхвиня так же увидела спешившую ее противникам подмогу. Девушка сьежилась, собрала последние крохи силы и приготовилась умереть, как за ее спиной раздался мужской голос - "Держись девица, сейчас мы этим болванам каенным вобьем уважение к людям". Из-за ее спины показался разбойник, сжимающий в кадой руке по необычному мечу. Он встал рядом с ней и зеленые искорки выносливости окутали его тело. Мелько взглянул на нее и душу обожгли ее серые как осеннее бездонное небо, глаза, в которых мечущееся отчаяние сменилось внезапно расцвевшей надеждой "Жить"...Из последних сил девушка кинула на разбойника свой баф и устало опустилась на землю. Воин, по ходу движения разрубив голову противника волхвини, отчего велет грудой камней упал вниз, и держа чуть на извороте клинки, неспеша двинулся в сторону подходящей подмоги велетов. Звук боя наполнил почти установившуюся тишину ущелья, шелестели мечи рассекая воздух, звенела сталь при ударе о каменный бок исполина, шел бой не на жизнь а на смерть.
...Спустя некотрое время разбойник вернулся в девушке, усталость чувствовалась в его движениях. "Привет красавица" - начал беседу воин - "Какой судьбой занесло то тебя в этот опастный край?" Девушка признательно улыбнулась и ответила - "Спасибо мил воин, спас ты меня, уже попрощалась с надеждой выжить, а пригнало меня сюда задание, срочно нужно для настоя лечебного часть велетов каменных, чтобы спасти жизнь родного человека". "Неужто мужа?" изумился воин - "Вот какие у нас воительницы то живут, ради любимого готовы хоть на Патуту с мухобойкой" Воин лукаво улыбаясь указал на небольшой, но изящный посох, лежащий возле колен волхвини. "Да я только обучение закончила" -смутилась девушка" - "а зелье нужно чтоб дедушку спасти, болеет он у меня сильно, а родней и ближе человека и нет у меня на свете, вдвоем мы остались на земле, отца унесла война с куявами, мать, чтобы прокормить семью, ходила в далекую чащу трепета за травой лечебной на продажу, да там и пропала...ворвиями кишит эта чаща, лютыми людоедами". Девушка пригорюнилась, а разбойник только теперь рассмотрел ее тонкий стан, небольшую но ладную грудь, которая до сих пор бурно вздымалась да снова утонул в ее невероятных глазах и какое-то давно позабытое чувство всколыхнулось в груди.
...Внезапно из сумрака раздался звук тяжелых шагов, он был больше чем шаги велетов обломкаим устилающих поляну. Из темноты прорисовался силуэт огромного велета, он раза в три был выше и массивней нападавших ранее. Девушка бледнея на глазах с отчаянием сказала - "не пронесло, Чудо явилось". Воин ободряюще приобнял ее, ввновь взял в руки мечи и выдвигаясь вперед волхвини произнес "Ничего, и не такое видали...Осилим". Чудо неспеша подходило к людям, осмелившимся зайти на его территорию. На фоне чудовищного велета люди казались совсем маленькими. Порождение зла неумолимо надвигалось, а из-за его огромной спины выходили еще велеты поменьше...Один, два, три...после пятого девушка обреченно произнесла "Вот и все...пришла смерт

Классно

красиво ток надо было девчонку оживить эликсиром бесмертия например случайно завалявшимся у воина

а следока там что рядом не оказалось? тока разбойники шарахаються, не буду больше там ресы собирать, а то обворуют.

Дедушку жалко!

Lira-Viola писал(а):

А всё могло быть иначе, если бы оставили сферы духа

Спасибо! Очень мило!

П.С. Кто волхвушкой обзовет - стрелкой по лбу огребет)) Волхвиня я!

хорошо написано

Апрелька
Вроде не называл волхвушкой)))

...Когда он изложил свою просьбу, выражение лица леди Марионель, Говорящей-с-Мертвыми, не изменилось. Ни сострадания, ни гнева. Марионель не уничтожила его за дерзость, однако и к горю смертного Обладающая Силой осталась безучастна.

— Дэвид, — произнесла она. — Ты хочешь, чтобы я нарушила закон?

Дэвид бессильно смотрел на нее, не зная, что сказать. Ее ответ казался просто набором звуков. Какой еще закон?.. Ему не было дела до законов. Да и вообще, в Хеллаэне некромантию практиковал едва ли не каждый третий.

Прежде чем он открыл рот, чтобы ответить хоть что-то, Марионель снова заговорила — так, как будто бы он уже успел выразить вслух свое недоумение. В каком-то смысле так оно и было, ибо для Обладающей его мысли, если она только желала этого, были столь же ясны, как и слова. Амулет, который носил Дэвид, защищал его от псиоников, использующих заклинания или применяющих для чтения мыслей собственные врожденные способности, но он не мог уберечь своего носителя от Силы.

— Я говорю не о законах общества и не о законах этого мира, — терпеливо объяснила Марионель. — Даже если бы в Хеллаэне и существовал закон, запрещающий возвращать мертвых к жизни, неужели ты думаешь, что хоть кто-нибудь из Обладающих стал бы ограничивать свои действия законами смертных? Нет-нет, я говорю совсем о другом.

— О чем же? — недоуменно спросил Дэвид.

Марионель посмотрела на него — и он не смог понять, улыбнулась ли она, или же ему только показалось, что она улыбнулась.

— Ты ведь знаешь, кто мой сюзерен.

Это был не вопрос, а утверждение. Конечно, он знал. Дэвид видел того, в чьей свите состояла Марионель, всего лишь один раз, но забыть этот «один раз» едва ли когда-нибудь сможет. Перед глазами встала намертво отпечатавшаяся в памяти картина: жуткий всадник на демоническом коне, само воплощение ужасающей нечеловеческой мощи, вонзает заточенный, как меч, крюк, в грудь Роле-га кен Апрея, извлекает на свет истекающую чернотой духовную сущность чародея и поглощает ее чернотой, сочащейся из его собственной груди, словно хищный богомол, раздирающий на части пойманное насекомое...

Дэвид кивнул и ничего не сказал, понимая, что она просто хочет напомнить ему о том, кому служит, но не понимая еще, зачем.

— Смерть и жизнь, — продолжала Марионель, — уравновешивают друг друга. В Сущем есть великое изобилие жизни, достоянно порождающей все новые и новые формы. Не будь смерти, все миры в скором времени переполнились бы существами и стали бы задыхаться от своего изобилия. Из-за тесноты свобода каждого отдельного существа со временем лишь умалялась бы, страдания же их все более и более возрастали б. И этим мучениям и этой несвободе не было бы конца, потому что не было бы и смерти, милосердно освобождающей страдающее существо от того, что причиняет страдание. Обитатели Сущего ненавидят смерть, боятся ее и проклинают, но они не знают и не желают задумываться о том, что, не будь смерти, много более страшными проклятиями они проклинали бы жизнь, и эти проклятия были бесконечны, как и сами мучения в мирах, превращенных в бурлящие котлы беспрестанно плодящихся, но неумирающих тел. Смерть уравновешивает жизнь, благодаря ей вы можете наслаждаться жизнью; хотя вы и боитесь того, что ваше существование прекратится, но благодаря тому, что есть прекращение, вы можете любить само существование. Исток и условие вашей любви к жизни и привязанности к ней — в смерти.

SilverRain
Красиво, понравилось

SilverRain
замечательно)

Хорошее чтиво, пиши еще

Все больше не играю в это задроство сказал пятнадцатилетний Коля , взял учебник по истории, открыл на странице 119 .Достали эти чуды, надо будет завтра снести клиент прям с утра,пока в школу не проспал.

Вот тебе конец.

ЗЫ
понравилось,напиши продолжение, люди то воскрешаюся).Может быть перепишем конец положив в рюкзак разбою какой нибудь свиточек воскрешения?Глазки то зацепили)

Просьба к смотрителям перенести в "Творчество")

Хорошо... но у разбоя все-таки должен быть амуль воскрешения