Фсиабъемлющая хандра абуяла Бальшова Грызя. И вроди паследнее время фсё харашо шло, аднака чивота нихватала. Делать нихателась ничиво. Грызь пробавал и лавить рыбу, и ганять куяф, и дажэ заказы на мобаф принимать начил. Но ничиво нипамагала. Ниадин вид деитильнасти нипринасил удавольствия. Или хатя бы мималётнава маральнава удавлитварения. Грызь дабивал ачириднова дюжыка. "И нафига стараму жмоту Багдану столька этих шкурак?.." - паситила лысую галаву адинокая мысль - "вот вить третий рас за ниделю их дабываю, скора дюжыки сами удавливаца начнут при маём паивлении фкустарниках. А этаму фсё дай и дай. Ну как жэнщина, чеснае слова... О... слова та какое... жэнщина..." Мима как рас прибижала приследуимая мишкай-шатунишкай полуадетая слидапутка. "Ха" - сбил сног приследаватиля Бальшой Грызь. Серия ярасных удараф павергла жывотнае фступар, плавна пирихадящий в бессазнатильнае састаяние, видущие за сабой прикращение функцыклиравания арганизма. "Здорава ты иво прилажыл" - фстрипинулась спасёная слидапутка и тутжэ, забыф пра спасибтиля, пабижала выкавыривать ис земли свежыи тисавыи пабеги. "Ага" - типерь Грызь знал чем заняцца штоб развеить грусть-таску, и, весила памахивая тапорикам, памчался па распутицэ вгорад. Фтраицарствии наступала висна.